Виктор Петрович Астафьев: Я себе заработал медаль “За отвагу” и орден Красной Звезды успел. Довоевал бы до конца - больше бы заработал. Я дорожу ими, как раз считаю, что это главные мои награды.
Александр Кукис: Скажите, война, она для Вас и сейчас, можно сказать, не кончилась?
Астафьев: Нет, конечно. Нет, нет.
Кукис: А где Вас застал День победы 9 мая 45 года?
Астафьев: В очень плохом месте, в очень плохом. После ранения последнего я долго лечился, еще дольше мотался. Я все пытался прорваться на фронт, к своим. Но уже тогда, видимо, таких гавриков было много. А главным образом, толпы ехали в Германию: и гражданские, и всякий народ тянулся там, в Кенигсберг - что-нибудь дернуть, увезти оттуда. А поскольку мы еще и трофеи везли, то на пограничных станциях всяких эту орду всю сгребали и куда-нибудь отправляли. И я попал в Ровенский конвойный полк. Полк - ужасный, и чем он занимался - ужасно. Он, собственно, воевал то, что называется “с бендеровцами”. То есть, оуновцы сейчас, которые гордятся этим. Войну возбудили наши: этим переселением, преследованием, походами Ковпака и других генералов туда - без продуктов и без тылов, ограблением этих крестьян, которые жили прекрасно, кстати говоря. Но мы возбудили эту лесную войну. Мы возбудили! Они воевали до 52-го года, все лупили нас… Они очень много вывели у нас войска, и покалеченных людей уже на войне, нестроевиков направляли туда. Я очень быстро понял, что это за полк, я его описал в последней повести. Это мерзопакостная часть! Люди там испорчены были в пух и прах: грабители, мародеры, ворье, предатели, стукачей там было!... Избалованные страшно, трусы жуткие. Любой подставит любого. Я, в общем, скоро смылся оттуда. Самым настоящим образом сбежал с одним товарищем. Нашел момент, уже битый был… Попал в нестроевую часть, почтовую. Там Марью Семеновну встретил, женились. И уже в 45-м я по трем ранениям был демобилизован.
Ведь как они ни вывертывались по телевидению, а оказался лучший материал снова Симонова “Шел солдат”. Вот где правда-то рассказана немножко. А нового ничего не дали. Да и в старых кино мало чего…
Победа… Вот мне предстоит писать, отвечать на вопросы: “За счет чего? Как вы одержали победу, находясь на краю гибели?” Третья книга романа будет о так называем народе. У нас народ участвует как имя прилагательное. знаете. Вот генералы воевали, партизаны воевали - о партизанах больше всего написано, как будто партизанами войну выиграли. Но мы же все-так потеряли около сорока миллионов людей…
Кукис: Сорока миллионов?
Астафьев: Сорок семь, говорят. Ну, бог с ним. Когда-нибудь будет сказана настоящая цифра. С мирным населением со всем… Первая война в истории войн человечества, а их было 15 тысяч только зарегистрированных, когда потери мирного населения превышают потери военные! Это страшно. Вот это страшно. Это нас надорвало, и с этим мы не справились. Население русского народа не восполнено до сих пор. Это нам врали все: это за счет казахов, туркменов и других азиатов, у которых по двадцать ребятишек, а мы все время козыряли этой цифрой. А русский народ так и не восстановился после войны. Погибло 13 миллионов рядовых. А рядовых всегда поставляла деревня. Поэтому в первую голову ударила война по деревне. По 15, по 10 лет в деревне не видели ребенка. Некому было рожать и не от кого! Мы пережили страшную катастрофу. Я только что прочел в одной книге о том, что нас должно быть уже сейчас 600 миллионов! С одной стороны, оно бы, конечно, хорошо 600 миллионов, а с другой - мы не можем прокормить и полтораста, с протянутой ручкой бегаем за границу. Но это надо уметь. Надо быть очень гениальными руководителями, как говорил кто-то из буржуев, чтобы такую страну, как Россия - с ее пространствами, резервами всякими. залежами, фондами и нефтью, углем и всем остальным - оставить голодной. Надо быть очень гениальными. А я думаю, что надо просто сверхгениальными быть, чтобы довести до такого состояния. Вот такими сверхгениальными у нас и были руководители-коммунисты. Они, правда, все спирают сейчас на демократов на новых, но это такая дешевка уже, что чуть-чуть разумный человек, детсадовец старшей группы уже не верит этому. Разрушалась долго, надсаживалась Россия, ломался через колено хребет русского народа. Вот сломали - теперь бесхребетный он. На все наплевать ему. Это тяжелая тема очень!.. В День Победы уже не хочется об этом и говорить…
Вы знаете что, если вы хотите узнать мое отношение к этому всему. Вот как сейчас я вижу, что медалями этими брякают, языком звякают, пляшут, танцуют, уру кричат… А если по-хорошему - всем нам - и воевавшим, и невоевавшим, и вам, и радио, и телевидению, и издательствам всем - надо выйти на улицу и помолиться в День Победы за убиенных. И постановить, что если уж не убрали до сих пор, то в ближайший год хотя бы убрать косточки непохороненные по лесам - волховским, ленинградским, новгородским, по всем лесам. За границей убрали косточки убиенных солдат - у нас валяются. Вот чего стыдно! Молиться надо, чтобы нам Господь простил этот страшный, тяжкий грех. Вы знаете, что в христианском мире (я не знаю, как в мусульманском) после большой битвы всегда происходил молебен. Все, от маршалов, от главнокомандующих до солдат, становились на колени и просили у господа прощения за великий грех пролития крови. Понимаете? Мы не попросили прощения до сих пор! Немцы те хоть каются - где словесно, где умственно. Есть, конечно, которые затаились и ненавидят, не без этого. Но в основном каются: они тяжко искупают свой грех - за нами, вроде, и греха нет! Ни за коллективизацию, ни за Гражданскую войну, ни за междуусобицы, ни за то, что в “локальных войнах” мы проливаем кровь и гробим русских людей. Ну, хотя бы за это покаяться! Ну хотя бы за то, что не прибрали косточки солдат своих, которые нам шкуры спасли и мир спасли, между прочим. Я думаю, что это был бы лучший памятник, если бы все помолились....
Выдержка из программы Радио России «Моя война и наша Победа»